subject: Людоед [2/2]
12.08.2016 08:43
Andrew Lobanov (tavern,1)
* * *
Несмотря на позднее субботнее утро, в монорельс набилось так много народа, что Дашу едва не расплющило об стенку, а Сонька раздраженно повизгивала где-то рядом. Валерик возвышался рядом, но его тоже сжали со всех сторон, и он не мог даже поднять ко рту банку с пивом, что держал в опущенной руке. Дашка видела отражение его лица в стекле — на этом лице читалось, как ему муторно после вчерашнего, как мучительно хочется пива, и как он зол на весь мир и на себя — за то, что поехал. Пашку и Игоря нигде не было видно, но наверняка у них были такие же лица.
В бок Даше больно упиралась какая-то безумно жесткая железяка из плаща стоявшего рядом паренька, ей пришлось трижды пихнуть его локтем, прежде чем он понял, в чем дело, и повернулся. Повернулся он с лицом человека, готового убить, но, увидев Дашу, смягчился, плащ свой кое-как поправил, и давить перестало.
Наконец двери закрылись, вагон тронулся и понесся вперед. Даша смотрела в окно на плывущие внизу корпуса.
— А еще вегетарианцем притворялся столько лет! — раздавался сзади ворчливый старушечий голос. — Премию мира получал, движение против убийства животных возглавлял! А теперь все можно?
— Чего ты гонишь? — заворочался Валерик, силясь обернуться. — Он за экономику получил.
— Умолкни, грамотный, бабка правильно сказала, — вступился незнакомый голос.
— Ты кого сейчас грамотным назвал? — угрожающе зарычал Валерик, но Даша больно его ущипнула, чтоб прекратил, и Валерик неожиданно успокоился.
На Чистопрудной вся толпа вывалила из вагона и слилась с толпой перед эскалаторами. Народ давил со всех сторон, наступая на ноги. Даша потеряла и Валерика, и Соньку, и Пашку с Игорем. Толпа медленно пронесла ее по эскалатору, вынесла на мостовую и поволокла вдоль Чистопрудного бульвара — все медленней и медленней. Весь обзор закрывали спины — парни, девушки, пенсионеры. Все галдели. Было отвратительно, и жутко хотелось домой — в ванну, в ароматную пену, и спать.
— Чего стоим? Вперед давайте! — взревел над ухом кто-то и тихо пожаловался: — Сил нет, башка кружится.
— Демин?! — Даша попыталась повернуться. — И ты здесь?!
— Дашка! — радостно крикнул Демин. Выглядел он уже лучше, хотя худоба и желтые круги под глазами пока никуда не делись. — А Валерка здесь?
— Здесь где-то. А тебя уже выписали?
— Не, — Демин помотал головой. — Сам ушел до вечера — вечером снова капельницы. Посмотреть хочу, как эту нелюдь ногами забьют. Только бы менты не мешали. Там их три фургона в оцеплении. Я с одним парой слов перекинулся, говорит, сам бы вломил, но приказ.
Толпа окончательно остановилась и теперь глухо гудела. Впереди маячили транспаранты, пустые с изнанки.
— Ничего не увидим отсюда, — пожаловалась Дашка, подпрыгнув. — Сроду такого не было, даже когда Дина Фаре в Москву приезжала.
— Услышим, — пообещал Демин. — Он собирался речь толкать про свое людоедство. С трибуны.
Дашка снова подпрыгнула, но никакой трибуны не увидела. Наконец над толпой пронесся женский голос, усиленный мощными динамиками: «Дамы и господа! Всемирное общество охраны животных и международная продуктовая корпорация «Митлайф» объявляет об открытии первого в мире ресторана человеческого питания. Слово предоставляется учредителю фонда и директору корпорации, академику биологических наук, преподавателю Московского университета, лауреату двух нобелевских премий, доктору Ростиславу Владимировичу Боровикову!»
Толпа взорвалась таким шумом, что поначалу было неясно, это рев или аплодисменты. Даша снова подпрыгнула, но впереди лишь маячили головы, поднимался в холодном воздухе пар от человеческого дыхания и руки с мобиками.
Даша догадалась сделать то же самое: вытащила свой мобик, поставила камеру на максимальное увеличение и тоже подняла над головой. На экранчике замелькали плакаты, кепки, вскинутые руки, но наконец удалось нащупать правильную точку и разглядеть вдали сцену с микрофоном. К микрофону неторопливо шел седой старичок. Был он одет в старомодный свитер и шапку, какие носили в начале века. Дашка на всякий случай нажала на запись.
Старичок терпеливо подождал, пока утихнет шум. Возле него суетились два ассистента, поправляя микрофон на старомодной стойке. Наконец они удалились, и он заговорил. Хотя голос его по-стариковски слегка дребезжал, но в нем была неожиданная сила и уверенность. Говорил он бодро и складно, не торопясь и не запинаясь, словно всю жизнь только и делал, что говорил с трибун. Толпа затаила дыхание.
— Дамы и господа, барышни и судари! — говорил он, прижимая руку к груди. — Буду честен: не ожидал увидеть здесь столько собравшихся и особенно столько молодежи. Мне очень приятно. Спасибо вам, спасибо, что пришли. И заранее приношу извинения, что наш ресторан не сможет сегодня принять всех желающих...
Толпа возмущенно загудела.
— Простите, — снова повторил старичок. — Свое выступление я планировал на целый академический час. Но, учитывая количество собравшихся и неприятные погодные условия, постараюсь быть кратким. Как вы знаете, сегодня мы открываем первый в мире ресторан человеческого питания, — он сделал паузу, но толпа безмолвствовала. — Хотя термин «первый», как вы понимаете, достаточно условен. Поэтому для начала мы сделаем небольшой антропологический экскурс. Самые ранние цивилизации нашей планеты появились не более десяти тысяч лет назад. Хотя наш возраст, человека разумного, куда больше — он достигает ста тысяч лет.
— На себя глянь, развалина, — буркнул Демин, но на него зашикали.
— Это если не брать в расчет наших человекоподобных предков, возраст которых исчисляется уже сотнями тысяч лет. Все эти тысячелетия, десятки тысяч лет человечество жило охотой, собирательством и — извините — людоедством.
Толпа загудела, но старик поднял ладонь, призывая к спокойствию.
— Не надо этого стыдиться! — продолжал он. — Недостойно для разумного человечества стыдиться своего прошлого. Конечно, людоедство было не единственным и даже не основным источником пищи. Скорее форсмажорным. Но жизненно необходимым при такой широте нашего вида. В условиях жесткой конкуренции разрозненных племен, в условиях хронического голода — это был единственный способ выжить для наших предков. Образно говоря, все мы — потомки тех дикарей, которые в лютые морозные зимы во время стычек и межплеменных распрей не бросали тела убитых врагов на съедение зверям, а жарили на кострах, спасаясь сами и спасая своих детей от голодной смерти. Дикари, которые не делали такого никогда, — они не оставили потомков.
Толпа снова загудела, и снова профессору пришлось поднять руку, призывая к тишине.
— Существование первобытного каннибализма очевидно и никогда не являлось предметом научных дискуссий, — объяснил он. — Доказательства мы можем найти повсюду. На раскопках первобытных стоянок. В культурах диких племен, сохранившихся вплоть до прошлого века. Даже поведение людей во время голодоморов, блокад, побеги уголовников — все свидетельствует о том, что психика человеческого вида способна преодолеть табу, а организм — усвоить белок.
Он сделал паузу. Толпа слабо гудела.
— Сегодня речь именно об этом. Современная наука подтверждает и без того очевидный факт: состав и свойства человеческого белка наиболее полно соответствуют потребностям организма. Ведь родная ткань содержит оптимальное соотношение биологически активных элементов и наиболее полно отвечает пищевым потребностям — примерно как молоко матери для младенца. Более того — по исследованиям разных независимых биологов, с которыми я согласен, метаболизм нашего пищеварения, сформировавшийся сто тысяч лет назад и не успевший измениться за такой короткий срок, несет в себе целый ряд характерных признаков, которые свидетельствуют, что рассчитан он был именно на переваривание белка себе подобных в качестве базового рациона.
Толпа снова зашумела, и профессор поднял руку.
— Это сложная область, где до сих пор продолжаются дискуссии, — объяснил он. — Но вы можете ознакомиться с работами Стоуна и Ли, а также с исследованиями Шепетунника. Мы не будем вдаваться в споры, был ли человеческий белок основным в рационе или всего лишь вспомогательным. Важно другое: единственная проблема, которая делает сегодня невозможным употребление человеческой ткани — проблема чисто психологическая. Ведь людоедство являлось наивысшим символом агрессии.
Он откашлялся и продолжил с новой силой:
— К сожалению, природа людоедства свойственна именно человеку. Виды живых существ, населяющих нашу планету, привыкли конкурировать за пищевой ресурс с другими видами, но не со своим. Лишь человек разумный, внезапно оказавшись вне конкуренции, последние сто тысяч лет совершенствовался исключительно в истреблении своего вида. Сегодня, когда двадцать первый век перевалил далеко за середину, когда закончились войны, когда забыт голод даже в Африке — не без помощи вашего...
— Какого нашего попкорна? — возмутился Демин. — Совсем в маразме!
— Вашего покорного слуги, он сказал, — шикнула на него Даша.
— Что это значит?
— Это такие старинные слова.
— И нафига?
— Отвали, дай послушать.
— ...когда повысился уровень жизни и сокращается преступность, мне больно, что многие люди все еще сохраняют этот врожденный рефлекс — рефлекс агрессии к ближнему. Этот рефлекс подавлен нашей культурой, но именно здесь скрыта главная опасность: он не исчез, он лишь подавлен. Еще существует, но уже не осознается. Достаточно любой нестабильности, любого толчка, чтобы он вырвался наружу, и тогда окажется, что люди снова готовы рвать и убивать друг друга за кусок мяса, собственные интересы или во имя каких-то идеалов — как сотни лет назад. И делая это, пребывать в уверенности, что являются светочами культуры и носителями добра.
Старик снова откашлялся, помолчал, думая о чем-то своем, и продолжил с горечью:
— Изменить человеческую природу можно двумя путями. Первый путь радикальный: это вмешательство в геном. А точнее, говоря языком информатики, оптимизация генома. Пользуясь случаем, еще раз хочу поблагодарить своих коллег и учеников, с которыми мы оказались на пороге удивительных открытий. Открытий, которые могли подарить человечеству удивительную мощь души и тела. И я верю, что в будущем это обязательно произойдет! Но как вы наверно слышали, два месяца назад наш институт был расформирован специальной резолюцией ООН по требованию Объединенной Церкви, исследования закрыты, а экспериментальная беременность нашей аспирантки прервана...
— Вот он на что окрысился! — произнес кто-то сзади.
— Второй путь, — продолжал профессор, — традиционен. Этим путем идет человечество последние две тысячи лет — медленный рост морали и культуры, подавление звериных инстинктов, борьба с чувством врага. Ведь двигателем любой агрессии является чувство врага. Враг в традиционном человеческом понимании — существо тебе подобное, но недостойное жизни. Его надо унизить, уничтожить и съесть. Наши предки это делали в прямом смысле, а сегодня врага чаще принято съедать в смысле финансовом или идеологическом. Но это не меняет сути! Я называю ненависть к чужой точке зрения интеллектуальным каннибализмом. И надеюсь, что сегодняшнее открытие ресторана человеческого питания в какой-то мере поможет культурному прогрессу — как эффективное средство преодоления комплекса каннибализма, живущего в каждом из нас. — Он помолчал и продолжил: — Со мной не согласны коллеги-медики, но я все-таки считаю, что главная удача моей жизни — не создание противоракового вируса и не производство органов для пересадки, а именно дешевая технология искусственного выращивания полноценной мясной ткани без убийства живых существ нашей планеты! Потому что это доказало: для того, чтобы жить, человечеству больше не нужно убивать. И сегодня я хочу поставить символическую точку, разрушив тысячелетнее табу: я утверждаю, что человеку больше не нужно убивать себе подобного, чтобы поесть запретного человеческого мяса. Я хочу, чтоб этот ресторан воспринимали не как очередную экзотическую кухню, а как символ отречения от вековых предрассудков, символ окончания эпохи зла и каннибализма. В меню ресторана — несколько блюд из человеческого мяса. Все это мясо выращивается на геноме одной клетки, взятой когда-то из тела вашего покорного слуги. И дело даже не в том, что человеческий белок ценен для питания. Вопрос, который я хочу решить этим необычным — признаюсь — предприятием, лежит исключительно в области этики. Ведь это мясо не мертвого врага, а живого друга. К которому вы испытываете не злобу и не жалость, а искреннюю благодарность за чувство сытости. Друга, которому вы несете не зло, а добро, в частности, финансовое. Хотя цены у нас вполне доступные, как вы сейчас убедитесь. Побывав в нашем ресторане, вы сможете рассказывать, что ели человечину, и никто — подчеркиваю: никто! — уже не заподозрит вас в том, что вы убийца, потому что такое даже не придет в голову! И тогда когда-нибудь настанет день, когда само слово «убийство» исчезнет из языка людей... Вы знаете, я никогда не был религиозным, хотя считаю, что религия всегда была — или пыталась быть — основным носителем добра... Не считая давления на ООН, конечно... И в сегодняшнем событии мне видятся библейские параллели. Заранее прошу меня извинить за некоторую излишнюю театральность, но мне бы хотелось закончить наше затянувшееся открытие именно так. Подобно искусителю, я предлагаю попробовать самый последний запретный плод, и верю, что это откроет новую эру в познании добра и зла. Но также я хочу процитировать высказывания человека, чье имя напрямую связано с идеями любви, милосердия и прощения врагов... — В руках у него вдруг появилась крохотная книжка, и он стал с выражением читать: — Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Хлеб же, который я дам, есть плоть моя, которую я отдам за жизнь мира. Тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: как он может дать нам есть плоть свою? Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти сына человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни. Ибо плоть моя истинно есть пища, и кровь моя истинно есть питие. Многие из учеников его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать? Но Иисус, зная сам в себе, что ученики его ропщут на то, сказал им: это ли соблазняет вас?
— Хватит! — раздался издалека крик Валерика. — Гаси людоеда!
— Гаси людоеда!!! — взревела толпа и разом подалась вперед.
Дашку страшно сдавили со всех сторон — так, что стало невозможно дышать, мобик выпал из рук и скатился по чужим плечам под ноги, в ребрах хрустнуло, и по всей груди расплылась пульсирующая боль. Даша закричала, но уже не услышала собственного голоса сквозь громовой рев толпы и беспорядочную пальбу из травматиков.
ноябрь 2007, Москва
--------------------------------------------------------------------------------