subject: Иннерфейс [1/2]
07.12.2018 09:35
Andrew Lobanov (tavern,1)
Источник: http://scientific-alliance.wikidot.com/
Яркий свет ударил по глазам. Человек плотно зажмурился, отвернул голову от ослепительно-жёлтого огня - и при виде зелёного пластика в его сознании вспыхнула первая настоящая мысль. Он растерянно огляделся, стараясь избегать фонаря, направленного прямо ему в лицо.
Больничная палата была маленькой, с низкими потолками и аскетичной обстановкой. Её стены почти полностью скрывались за шкафами, компьютерными пультами и экранами. Рядом висело зеркало, но с такого ракурса человек не мог разглядеть своё отражение. Массивная металлическая койка, на которой он лежал, стояла почти в самом центре тесной комнатушки. Справа виднелась тумбочка с настольной лампой, а чуть поодаль на табурете сидел мужчина в строгом чёрном костюме, сцепив пальцы и выжидательно разглядывая пациента.
- Вы всё-таки очнулись? - участливо спросил он. - Можете говорить? Помните что-нибудь о произошедшем? О себе?
Мысли ворочались тяжело и неохотно, каждую приходилось вытягивать из чёрной бездны, напрягая все умственные силы. Человек открыл рот, помолчал, стиснул зубы и попытался сосредоточиться. Его разум прояснился, но всё ещё казался глыбой, почти неспособной думать.
- Нет, ничего не помню, - наконец проговорил он, вспоминая, как пользоваться речью. - Где я?
- Вот незадача... - протянул человек в чёрном. - Тогда опирайтесь на мои слова и ищите по ним соответствующие воспоминания, хорошо?
- Ладно, валяйте, - буркнул пациент, полуприкрыв глаза и по возможности отвернувшись от света.
Собеседник кивнул и, краем глаза поглядывая на развёрнутый в его сторону монитор, начал свой рассказ.
- Сегодня утром банда террористов ворвалась в Управление и устроила перестрелку. Погибло много охранников, их семьям уже отправлены соболезнования. Именно тогда вы и были ранены, к счастью, не смертельно. Вы можете это вспомнить?
Пациент бессильно откинулся на жёсткую подушку и напряг память. Беспорядочные взрывы, крики, треск разрядов... Он молча кивнул.
- Замечательно, тогда продолжим. Целью напавших были главные пульты управления Голем-сити, нашего города, который построен на теле древнего робота. Они хотели привести этого робота к Ардании и остановить идущую там войну, нарушив тем самым договор об изоляции.
Он снова кивнул, припоминая, как выглядит его мир. Каждое слово собеседника добавляло к картине новые, всё более отчётливые детали.
- Можете ли вы представить, что произошло бы в случае их успеха?
Вопрос застал человека врасплох. Он напряг память ещё сильнее, и перед его глазами выросли тревожные образы. Древний колосс вздрагивает и медленно опускает длинные руки. Платформы районов отламываются и рушатся. Изящные башни, виадуки и маленькие домики раскалываются, врезаясь в нетронутую землю или деревья далеко внизу. Погибают сотни, если не тысячи невинных. Затем исполин переставляет ноги, сбрасывая то немногое, что ещё осталось на его округлом торсе, и неумолимо шагает к городу в соседней долине...
- И это ещё в лучшем случае, - хмыкнул человек в чёрном. - Некоторые двигатели могут быть неисправными. Или сломаться позже.
Пациент болезненно скрипнул зубами. Сделав очередной шаг, колосс спотыкается. Его правое колено не может разогнуться до конца, и крошечные фигурки в кабине управления бессильно дёргают рычаги. Они успевают приказать роботу раскинуть руки в попытке удержать равновесие... Но ему не хватает скорости, и двести тысяч тонн металла неуклюже рушатся с километровой высоты. Ардания не могла эвакуироваться, и к первому городу, стёртому с лица Земли, прибавляется второй, вчетверо больший. Лишь горстка жителей из дальних районов не была раздавлена, смогла избежать огня и отравления ядовитыми парами топлива - но в руины уже входят вражеские войска...
- К счастью, атаку удалось отбить. Трое террористов были убиты в перестрелке, а остальных быстро обезвредили и поместили под арест.
- Слава богам, - облегчённо прошептал человек, однако ещё до того, как собеседник снова открыл рот, его разум озарила новая вспышка.
- Я рад, что вы признаёте свою вину, - агент Управления посмотрел на него с неприкрытой ненавистью в глазах. - Очень важно, чтобы вы осознавали, за что именно будете наказаны, и по возможности терзались чувством вины. Добро пожаловать в Ублиет, мразь. Выводите меня!
С этими словами он встал, хмыкнул и исчез. Только что он возвышался над пациентом угловатой тенью с бледным лицом - а в следующую секунду его уже не было. Узник привстал и беспокойно оглядел комнату, но не заметил ничего даже отдалённо напоминающего выход.
- Да что за дьявольщина тут творится?! Я что, сплю? - заорал пленник, чувствуя, как на него наваливается частично вернувшаяся память.
- Наша беседа ещё не окончена, - раздался голос агента прямо в его голове, и дальняя стена раздвинулась, открывая огромный экран.
С ужасом и отвращением человек увидел на нём себя. Грузный мускулистый мужчина в больничной пижаме лежал, закрыв глаза, на точно такой же койке, пристёгнутый ремнями и опутанный трубками. Нижняя часть его лица скрывалась за дыхательной маской. К наголо бритому черепу тянулись многочисленные разноцветные провода, а пара самых толстых кабелей уходила в заботливо очищенные от крови пустые глазницы. На другом их конце располагался небольшой металлический короб с сотнями лампочек, переключателей, десятком клавиатур и широким монитором. Рядом суетились двое докторов и инженер, а человек в чёрном стоял прямо перед ящиком, разглядывая ряды кнопок.
- Вы уже поняли, куда попали? - проговорил он неприятным, злорадным и лицемерно-вежливым голосом.
- Я сплю, это просто кошмарный сон... - отрешённо пробормотал узник, неловко слезая на холодный пол.
- О нет, всё гораздо интереснее. Вы заперты в виртуальной реальности. Ваше настоящее тело полностью парализовано, а его мозг соединён с изолированным ото всех сетей компьютером новейшей модели. Эта чудесная машина моделирует обстановку с невероятной детализацией и заставляет вас чувствовать то, что мы захотим. Быть тем, чем мы прикажем. Таково ваше наказание, одобренное Верховным судом.
Человек отвернулся и упрямо поджал губы. Острое чувство вины за гипотетические жертвы его планов сжимало сердце когтистой лапой, но меркло на фоне понимания того, насколько крепко он влип. Впрочем, пленник не собирался сдаваться, и человек в чёрном это понял.
- К сожалению, на калибровку ушло много материала, - нараспев произнёс он, обводя палату широким жестом. - Зато ваши подельники послужили благому делу науки. Первые трое, увы, погибли ещё при подключении. Остальные умерли вскоре после, или сошли с ума, отбывая срок. Одна, кажется, блондиночка, как-то ухитрилась покончить жить самоубийством. Но не беспокойтесь, мы приняли все необходимые меры. Даже если вы вдруг очнётесь, что, разумеется, невозможно, ваше тело больше никогда не шевельнётся. Но система жизнеобеспечения не даст ему умереть от старости или отказа органов, а заболеть в герметичной стерильной камере и подавно нечем...
- Я выберусь, клянусь богом, слышите? Выберусь, чего бы это ни стоило!!! - пленник метнул табурет в экран, но тот даже не поцарапался.
- Контроль изнутри вашей тюрьмы по определению невозможен. Уж поверьте, мы обо всём позаботились. Даже интеллект и память вам прикрутили, а то вдруг вы хакер, нам такого риска не надо. А знаете, в чём суть всякого наказания? Оно нужно, чтобы другим было неповадно повторять свои или чужие ошибки. Сейчас я ускорю время симуляции и подожду, пока вы как следует отчаетесь. Мы запишем видео и пустим по всем каналам. Вряд ли кто-то захочет разделить вашу печальную судьбу. Но вначале немного подправим декорации...
Пальцы человека в чёрном пробежали по клавиатуре, сдвинули несколько рычажков, и больничная палата исчезла. Пленник, потеряв опору, мешком рухнул на пол. Впрочем, теперь это вряд ли можно было назвать полом - абсолютно ровная, светящаяся белизной поверхность, лишённая температуры и текстуры, незримо переходила в такие же стены. Почти сразу же воздух наполнился еле уловимой приторной вонью, а рот - едкой кислой горечью. Узник неуклюже поднялся и сделал шаг в ту сторону, где был экран, но тут же со стоном согнулся пополам. Его желудок словно взорвался изнутри - однако уже через секунду боль прошла, оставив только ощущения голода и тошноты.
- Прошу прощения, я слегка перестарался, - вновь прозвучал бесплотный, вкрадчивый, усмехающийся голос истязателя. - Все ваши ощущения были разработаны нашими лучшими психологами. Даже мои слова направлены на то, чтобы лишить вас надежды и сломить всякую тягу к сопротивлению. Вы будете страдать, но ваши пытки ни в коем случае не станут невыносимыми. Если вы тоже потеряете рассудок и не сможете в полной мере прочувствовать происходящее - разве это будет достаточно наглядным зрелищем для других?
Человек с криком бросился на безликую белую стену. Это было всё равно, что пытаться ударить воздух, но инстинкт оказался сильнее его воли. Видимо, подумал он, его превратили в полуживотное ещё и затем, чтобы он не испортил их чёртово видео каким-нибудь манифестом.
- Давайте, покажите всё, на что способны! - хмыкнул тюремщик. - Увидимся через три месяца! А там, может быть, казним вас, или дадим камеру получше. Вне этой программы у вас всё равно больше ничего нет и не будет.
И по наступившей тишине пленник понял, что теперь остался совсем один в этом абсолютно пустом, молчаливом, отвратительном месте.
----
Первые часы он провёл в метаниях по тесному пузырю и бесплодных попытках пробить его невидимые стенки. Виртуальное тело не знало усталости. Ему не надо было дышать, хотя рефлексы всё ещё работали. Сбитые в кровь кулаки почти мгновенно зарастали, и узник быстро приучился игнорировать эту боль, ожесточённо бросаясь на слабо мерцающую белизну. Всё было тщетно, и он это понимал, но мятежный дух не мог смириться без борьбы. Из глотки вырывался поток проклятий, прерываемый лишь редкими приступами тошноты. Человек грозил страшной участью агенту в строгом чёрном костюме, Управлению, инженерам, медперсоналу, семьям и друзьям, каждому богу, которого удавалось вспомнить, своему физическому телу, неспособному выбить им глаза и разорвать горло... Но услышать его мог только он сам.
Наконец, рассудок кое-как взял верх над эмоциями, и пленник, тяжело привалившись к стене, медленно сполз на пол. Единственное, что было в этой чудовищной тюремной камере - он сам. Только сейчас он нашёл в себе силы оторваться от мрачных раздумий и изучить себя.
Больничная пижама была старой, грязной и уже порванной в нескольких местах, но следов свежей крови на ней не нашлось. Ради интереса человек вновь разбил костяшки об пол и провёл ими по штанине - алые пятна испарились вместе с раной. А попытки оторвать от одежды лоскут или снять её провалились вообще, словно она стала частью тела. Организм кричал о голоде и болезни, хотя здесь ему явно ничего не угрожало. Виртуальная кожа не потела, плоть была всё так же полна сил, а разум пусть жёстко урезан, но издевательски ясен и свеж.
Узник закрыл глаза и порылся в памяти. Детали смазались, но в целом он помнил всё с того момента, как очнулся. Компьютер не позволял ему забыть, бесстрастно показывая одни и те же сцены. Раскаяние за так и не совершённый геноцид тоже жгло душу, хотя человек смутно догадывался, что оно уже должно было ослабеть. Всякая же более сложная мысль теперь казалась какой-то задачей по высшей алгебре, и пленник тупо повторял её, пока смысл окончательно не покидал отдельные слова. Он даже пытался рассуждать вслух, однако к концу фразы переставал понимать её начало. Но хуже было то, что ему всё-таки хватало сил полностью осознавать ущербность своего нынешнего мозга.
Спустя несколько часов безделье стало невыносимым, и он с гневными криками снова бросился на непроницаемую пустоту. Он тщательно осматривал каждый сантиметр своей тесной камеры, постоянно сбиваясь в этом лишённом ориентиров месте и начиная всё сначала. Везде была только однородно-гладкая, едва осязаемая, сияющая белизна. В полу тоже не нашлось никаких неровностей или тайников, а потолок теперь находился слишком высоко, чтобы до него можно было допрыгнуть. Тут не было ничего, кроме дрожащего света и затхлого воздуха.
После бесплодных метаний пленник вновь садился у стены или ложился на пол, пытаясь взять себя в руки и хоть что-нибудь придумать. Он бормотал себе под нос, выкрикивал самые страшные ругательства, какие приходили на ум, пел песни, выл на разные голоса, лишь бы найти занятие. Затишье сменялось очередным приступом бесцельной беготни, затем опять наваливалось уныние, и так по кругу, без возможности уснуть или тихо сойти с ума. На пятый день узник потерял счёт времени и просто стал апатично ждать нового сеанса связи с тюремщиками.
Вскоре, пытаясь отвлечься от других раздражителей или просто со скуки, он выбрал иное развлечение. Человек мог часами биться головой о стены, раскалывая череп, рвать волосы по одному или сразу клоками, ломать пальцы, перегрызать вены на жилистых руках, выковыривать зубы и глаза... Впрочем, его рефлексы исправно работали, и более чем реалистичная боль нередко прерывала самые смелые эксперименты.
----
Он не заметил, как на стене за его спиной возник долгожданный экран, и потому испуганно вздрогнул, услышав чуть насмешливый голос.
- Ну, как поживаете? - агент Управления с интересом оглядел пленника, свернувшегося на полу и безразлично жевавшего левую ладонь.
Тот почти не изменился с их предыдущего разговора. Больничная пижама была немного более мятой, чем тогда. Сам человек тоже выглядел абсолютно здоровым, не считая бледности от непроходящих голода и тошноты. Густые чёрные волосы и борода топорщились неопрятными пучками во все стороны. Поза же красноречивее всяких слов говорила о степени его отчаяния от такой беспомощной недожизни. Узник был в полном сознании, твёрдой памяти, и прекрасно осознавал, насколько жалко сейчас выглядел. Он медленно повернулся и, не выпуская руки из окровавленного рта, вперил в агента странный взгляд. В его глазах горела смесь гнева, меланхолии, радости и бог весть чего ещё.
- Надеюсь, вы не разучились говорить? - участливо поинтересовался истязатель, рыская глазами по невидимым с такого ракурса мониторам.
- Просто заткнись и убей меня, - бесцветным голосом проговорил пленник. - А потом себя. Нет, лучше сначала твоих дружков, а потом себя.
- Какой вы грубый, - покачал головой человек в чёрном. - А ведь мы сократили ваше трёхмесячное заключение почти на двое суток!
- Круто, засунь их себе в глотку. И избавь меня уже от этого всего. Это бесчеловечно!
- То есть убивать охранников, которые честно выполняют свою работу, и разрушать целые города, по-вашему, человечно? - хмыкнул агент.
- Сначала докажи, что это было! - прорычал пленник, шатающейся походкой направляясь к экрану. - Ты мог просто внушить мне это дерьмо!
- Наверное, стоит ещё прикрутить вам интеллект, а то слишком умно мыслите, - тюремщик что-то подкрутил на пульте, и узник это ощутил.
- Ты отнял моё тело, но душу не заберёшь! - его тяжёлый кулак смачно впечатался в экран, размазывая кровь по ненавистной бледной роже.
- Воля ваша, - равнодушно пожал плечами агент и наклонился к камере. - Знаете, пока вы там у себя копошились три месяца, снаружи прошло всего десять минут. Срок не ахти какой, но мы успели посовещаться и слегка изменить планы. Раз вы так неплохо продержались, ваше наказание продлится ещё неопределённо долгое время. Ублиет тоже будет немного ускорен, до примерно тысячи лет за одну минуту реального времени. Доктора говорят, что ваш мясной мозг выдержит такие нагрузки, и им интересно посмотреть, что получится в итоге.
Человек не смог бы охватить воображением такой период, даже будь у него прежний острый ум. Но этого и не требовалось - само осознание вечности среди безликих стен навалилось на него неподъёмным, почти осязаемым грузом. Пленник рухнул на колени, вцепившись руками в волосы и пытаясь произнести хоть слово. Горло свело судорожным спазмом, а на глаза навернулись едкие слёзы. Агент тем временем бегло просматривал отрывки из записи заточения пациента в виртуальной тюрьме и как бы между делом рассказывал, что с ним будет дальше.
- А пока вы будете изучать новые декорации, мы смонтируем ролик с первой частью. Тут достаточно материала для хорошей агитки, так что теперь вы нужны нам только как подопытный в побочном исследовании. Пожалуй, мы просто оставим вас в покое на недельку-другую и займёмся более важными делами. С вашим телом и Ублиетом здесь ничего не случится, автоматика прекрасно позаботится обо всём сама.
- Вы не смеете!.. - хрипло рявкнул заключённый, но агент Управления лишь пожал плечами, вбивая в компьютер очередной набор команд.
- Ещё как смею, - отозвался он. - Верховный суд всё одобрил. Но я вам сочувствую. Такой участи и врагу не пожелаешь... Хотя я пожелал.
Щёлкнув тумблером, собеседник отключился, а пленник ещё несколько секунд безмолвно стоял перед тем местом, где только что был экран, растерянно и опустошённо глядя в одну далёкую точку... И вдруг шарахнулся назад, едва не упав. Стены тюремной камеры коротко мигнули и из белоснежных стали огненно-красными, очень неприятно мерцая. Человек крепко зажмурился, прижал ладони к глазам, уткнулся лицом в колени - однако яркий алый свет легко проникал сквозь все подобные преграды. Мерзкие приторно-жгучие запахи усилились, заполнив нос и рот, а изнутри снова подкатила тошнота. Жестоко закашлявшись, узник свернулся на полу в позе эмбриона - и тут же вскочил, почувствовав по всему телу резкий зуд. Он принялся ожесточённо чесаться, раздирая ветхую ткань и покрывшуюся мелкими волдырями кожу. Но какими бы болезненными ни были его раны, они растворялись за секунду, и всё начиналось заново. Сорванные ногти, лоскуты плоти и обрывки одежды летели на кроваво-красный пол, бесследно исчезая, так что вскоре от грязной пижамы ничего не осталось. Внезапно раздался голос.
- Вот так вы проведёте ближайшую вечность, - спокойно проговорил агент. - Вашу одежду убрали для экономии ресурсов, и другие лишние молекулы тоже скоро отключатся. А чтобы вам не было так скучно, как в предыдущий раз, я поставлю хорошую музыку. Ну, наслаждайтесь!
Пленник хотел было что-то крикнуть ему вслед, но не смог. Он хватал воздух ртом, как рыба, а кислород стремительно таял. Спустя минуту утечка атмосферы прекратилась - её осталось ровно столько, чтобы человек продолжал рефлекторно пытаться вдохнуть, но не мог. Однако вонь никуда не делась, и бодрая мелодия, зацикленная посреди аккорда в конце второй минуты, продолжала доноситься со всех сторон.
----
Следующие недели изгладились из памяти. Нет, узник помнил всё, но события того периода были слишком беспорядочными, чтобы составить точную картину. Он катался по полу, сдирая с себя шкуру и мясо, захлёбывался беззвучным воем, часами носился вдоль алых стен, судорожно пережимал руками горло, раздавливал глаза - что угодно, только бы избавиться от влияния пыточных программ или заглушить их другими, менее монотонными муками. Но тюремная камера безжалостно и бесстрастно выполняла свою работу. Поверхности, пылающие лишённым температуры огнём, круглосуточно жгли сетчатку. Музыка, поначалу даже приятная, вскоре невыносимо надоела, и человек машинально пытался выкрикивать бессвязные звуки, стараясь ей подпевать. Лёгкие пытались вдохнуть пустоту, но заполнялись лишь смрадом. Каждый час пленник отгрызал себе язык и расцарапывал нёбо, пропитанные горечью - а те через секунду отрастали вновь.
Перед его внутренним взором постоянно разворачивались картины неслучившихся катастроф. Это было хоть каким-то развлечением, даже несмотря на сильное чувство вины. Образы были одними и теми же, может быть с мелкими отличиями, но пленник не был достаточно умён, чтобы их распознать. Однажды он сообразил, что по ним можно изучать внешний мир или даже вспомнить свою безвозвратно отнятую жизнь. Спустя несколько месяцев узник окончательно убедился, что это не так - память выдавала только общие абстрактные описания объектов и событий, а воображение додумывало детали. По ощущениям это напоминало дурной, тягостный, зацикленный сон наяву.
Он часто пытался убить себя. Поначалу попытки были хаотичными и заведомо обречёнными на провал. Травмы от многодневного упорного битья головой о стены моментально исцелялись, и в тесной камере было невозможно как следует разбежаться. Свернуть самому себе шею было легко, но в награду вместо желанной смерти он получал только недолгий паралич. Когда это случилось в первый раз, человек сильно испугался - провести вечность обездвиженным, даже отделив себя от зудящих волдырей, было бы неизмеримо хуже. Однако осязание вернулось через минуту, а вскоре ожили и мышцы. Рваные раны с застрявшими осколками зубов послушно зарастали, а вытекшая кровь мгновенно возвращалась в крепкие жилы. Тело не менялось, бесполезными были даже тренировки, которыми иногда развлекался пленник.
Со временем он стал изобретательнее и смелее, насколько хватало подавленного ума. Человек раздирал ногтями свою плоть, пытаясь добраться до внутренних органов, выдернуть сердце, разорвать желудок, наполненный кислотой, превратить своё нутро в безжизненный фарш. Несколько раз рука застревала в заросшем брюхе, причиняя страшную боль и вынуждая узника прилагать нечеловеческие усилия, чтобы освободиться - после этого он оставил подобные эксперименты. Добраться толстыми пальцами до мозга сквозь глазницу или ухо никак не получалось. Вначале после каждой попытки приходилось отдыхать, пока боль не подзабывалась, но к концу года он уже мог терпеть её.
За месяц постоянных упражнений человек понял, как ломать себе ноги так, чтобы получался удобный открытый перелом. Через два года он приучился одним точным движением извлекать из раны острые стержни костей. Ещё десять лет ушли на то, чтобы изрезать такими клинками все части своего организма. Однако лучшим результатом, которого он смог достичь, были странные галлюцинации от обломка, вонзённого в череп, хотя даже тогда мышление оставалось кристально ясным. Затем кость послушно исчезала из рук, возникая там, где ей следует быть.
Каждый новый день, месяц, век был похож на предыдущий. Среди безликих стен пленник утратил чувство времени, и различать минувшие периоды удавалось только по тому, какие идеи захватывали его мысли. В абсолютно пустом пузырьке даже самый мощный интеллект едва ли нашёл бы много разных занятий. И за бесконечное время даже самое широкое разнообразие рано или поздно слилось бы в однородную скучную полосу... Но, имея лишь бесконечное время и крепкий разум, даже идиот со временем придумал бы множество гениальных вещей.
----
Человек, как известно, может привыкнуть ко всему. Годы пролетали неуловимо, словно минуты. Через несколько десятилетий узник перестал обращать внимание на горечь и вонь. Пальцы по-прежнему машинально царапали и рвали больную кожу, но тактильные ощущения теперь проходили мимо сознания. Музыка слилась в однородный шум и стала просто ещё одной незаметной частью фона. К концу века печальные мысли о павших городах и мерцание ослепляющих-красных стен окончательно перестали его волновать. Даже судорожный дыхательный рефлекс уже не причинял ему дискомфорта. Пленник компьютерной тюрьмы с интересом наблюдал за переменами своего восприятия, и периоды равнодушного затишья между приступами бессильной злобы или всепоглощающей тоски с каждой неделей становились длиннее.
Он начал медитировать, вначале пытаясь заглушить пытки, а потом ещё и потому, что ему надоело бесцельно бродить по камере. Узник мог многие сутки неподвижно сидеть, лежать, стоять на не ведающих усталости ногах. Первые шесть веков он отрешённо разглядывал свои руки и остальное тело, отмечая прежде незамеченные детали. К концу десятого он выучил точное расположение каждого волоска, поры и зудящего пятна. После ещё трёхсот лет ему стало всё равно, на что смотреть - себя или однообразные стены. Так он провёл несколько тысячелетий, периодически рождая ту или иную спонтанную мысль. Впрочем, многие его размышления упирались в нехватку интеллекта, и он, чувствуя себя очень неполноценным, брался за что-нибудь попроще. От долгого разглядывания однообразных стен и потолка у пленника уже давно начали появляться аморфные галлюцинации - мозг пытался заполнить пустоту. Созерцать их тоже было по-своему интересно.
Когда снаружи прошло семнадцать минут, а внутри виртуальной ловушки наступило двадцатое тысячелетие, человек наткнулся на полезную идею. Он сообразил, что Ублиет сохраняет его сознание и рассудок, но не слишком сильно препятствует эволюции разума. А значит, имея достаточно времени, можно было полностью перекроить весь образ мыслей, формально оставаясь умственно здоровым, однако приобретая новые, нестандартные таланты. Принцип был невероятно прост, но безгранично перспективен, и. будь у пленника более мощный ум, он бы додумался до этого намного раньше. С другой стороны, сейчас у него было больше опыта в понимании того, как именно работает мозг.
Первые шаги он делал осторожно и наугад. Сначала человек упражнялся на пятнах, мельтешащих перед глазами - учился дольше держать их в поле зрения, яснее определять форму, распознавать оттенок. Спустя всего лишь двадцать восемь лет он уже мог более-менее свободно ими управлять. Это его развлекло, и следующие три с половиной тысячелетия он провёл, пытаясь выстраивать таким образом осмысленные красочные картины. Но подчинение галлюцинаций со временем тоже поднадоело, и узник двинулся дальше. Он заметил, что зрительные фигуры вызывают в его голове разные отклики, порой немного необычные. Экспериментируя с ними, человек сделал новое открытие - это был ключ к подсознанию. Память подсказала слова - синестезия, нейролингвистика, гипноз... Узник не знал их смысла, но ему было плевать.
В свободном реальном мире человечество всего за десять веков продвинулось от каменных орудий до карманных компьютеров. Между первыми фанерными аэропланами и высадкой на соседней планете прошло каких-то шестьдесят лет. И это несмотря на опустошительные войны, долгие периоды застоя, осторожный вклад в науку! И, хотя пленник Ублиета не помнил ничего из истории, у него было более чем достаточно времени, чтобы изобрести с нуля что угодно, просто перебирая варианты. Некоторые мысли перенаправляли сигналы в его мозгу так, что он становился слегка умнее. Иногда выходило наоборот, но человек, проживая в уме бесчисленные жизни, упорно двигался дальше.
Через два тысячелетия он совершил ещё один столь же резкий рывок. На тех крохах интеллекта, которые ему оставили, узник научился запускать куда более сложные программы. Он решал часть задачи, запоминал результат, потом перестраивал свой разум, моделируя новый маленький кусок могучего мозга, переносил туда предыдущий ответ, и так до победного конца. Это позволило ему развиваться на порядки быстрее и качественнее. Конечно, такой труд занимал месяцы и годы, но как раз их у пленника было в избытке. И даже несовершенная память не могла его остановить - рано или поздно он находил верный ответ. Тюремщики едва ли предвидели, что такое вообще возможно.
Прежнего человека, безымянного террориста, больше не существовало - он растворился в бесконечной перетасовке идей и когнитивных процессов, а на его месте родилась новая личность. И переродившееся сознание всё чаще думало, как разорвать круг такой псевдожизни.
----
Снаружи наступила ночь, но пленник не узнал бы этого, даже будь в палате окна, а ему сохранили глаза. Но его это и не волновало. Он уже почти полмиллиона лет работал над самой сложной и важной задачей в своей жизни - изобретал программирование совершенно нового типа.
Узник давно заметил, что, когда он думает определённым образом, виртуальный мир начинает вести себя немного иначе - меняется частота мерцания стен, в мерзком запахе появляются новые нотки, на едва уловимую долю секунды запинается мелодия... Заинтересованный, он начал искать закономерности в подобных сбоях, сотни раз повторять одни и те же действия, отмечать тончайшие нюансы, совершенствовать методику, придумывать к ней новые подходы. То, что началось с научного тыка и привычного перебора вариантов, вскоре стало настоящей наукой. Прислушиваясь к откликам программ, человек составлял карту компьютерной начинки - схему взаимного расположения элементов, которые отвечают за ту или иную вещь. Он понял, что всё связано со случайной передачей каких-то сигналов между деталями. И так, без малейшего представления о подобной технике, он понемногу разбирался с общим принципом работы Ублиета, готовясь пойти ещё дальше.
Ему даже удалось придумать физику, пусть очень ограниченную, но для начала вполне достаточную. Перенаправляя мысли из одной части компьютера в другую, он обрёл власть над своей иллюзорной тюрьмой. Поначалу автоматика упрямо возвращала Ублиету исходный вид, но за двести столетий пленник сумел усилить порождаемые им радиоволны, нащупал нужные контуры, исследовал их и неторопливо, по его меркам, подкрутил настройки. Первым делом он вернул себе полноценный интеллект, и на десятилетия опешил от такой невероятной мощи.
Тысячи веков узник решал невероятные даже для старых мастеров задачи на огрызке ума, с которым могла посоперничать мышь. Теперь же его возможности возросли сразу на много порядков. Работа закипела вовсю. Он полностью сменил обстановку в камере, отключил лишние раздражители, сделал себе стол для ведения записей и кучу других полезных предметов. Стороннему наблюдателю это место показалось бы кошмарным, отталкивающим, гротескным, настолько оно не походило на творение нормального человека - но у сверхчеловека были свои представления о комфорте и удобстве. В своей виртуальной лаборатории он совершал за месяц то, на что раньше требовались многие века.
Сложнее всего было с памятью. Она была далеко не безграничной, и новые воспоминания уже записывались поверх старых. Впрочем, всё нужное регулярно повторялось и потому было легкодоступным. Интереснее всего получилось с той программой, что когда-то служила для вечного раскаяния - эти образы давали какое-то представление о настоящем мире. Разумеется, точно так же они могли и не иметь ничего общего с реальностью или содержать ошибки - но, как оказалось, всё-таки имели, сэкономив пару тысячелетий дополнительных проверок.
Он выяснил, что Ублиет экранирован, корпус компьютера не давал электромагнитным волнам выйти наружу. Построив несколько миллионов физических и программных моделей, узник понял, что наблюдаемые им эффекты возможны только в одном случае - если барьер поглощает исходящие сигналы, но при этом начинает чуть сильнее колебаться. Снаружи прошло полчаса - и часть клетки Фарадея распалась, вступив в субатомный резонанс с серией тонко подобранных волн. Разум сверхчеловека затопила волна новых, неведомых излучений, нарушила уже привычные алгоритмы, и несколько следующих часов он терпеливо разбирался с ними, уточняя своё представление о реальном мире.
Затем он снова занялся генерацией радиоволн. Они были его единственными органами чувств, но пугающе эффективному разуму хватало даже этих разрозненных и полуслучайных обрывков. К восьми утра он отыскал рядом с собой другие цифровые устройства. В полдевятого ему удалось подключиться к ним. А когда часы пробили десять, в его распоряжении были уже полторы дюжины новых аппаратов. Каждое новое приобретение разгоняло его интеллект ещё сильнее, но центральным узлом системы по-прежнему был родной Ублиет, самая быстрая вычислительная машина во всей палате. Мозг становился телом для самого себя, подчинял механизмы и ежесекундно эволюционировал.
К полудню он наконец вырвался в интерсеть Голем-сити, соединяющую многие сотни компьютеров. Пришла пора для нового этапа работы.
--------------------------------------------------------------------------------