subject: Звёздная пасека [2/2]
21.08.2016 00:04
Andrew Lobanov (tavern,1)
== Николай Корешов
У Гарика был старый друг, с которым они когда-то работали в газете. Только Гарик пошел в копирайтеры, а друг — в литераторы. И теперь это был не Коля, а знаменитый фантаст Николай Корешов. Гарик и гордился таким знакомством, и завидовал другу. Странная эта была зависть. Я давно знаю Гарика, при всех его понтах, не такой он человек, чтобы завидовать чужим успехам. Просто Гарик был уверен, что если бы когда-то не ушел в рекламу, а занялся тоже фантастикой, то достиг бы сейчас той же славы. И оправдывался обычно тем, что у него ипотека, и выхода не было. Но как-то раз на Гарика накатило и он признался, что завидует тому, что Коля — не продажный. «Понимаешь, — сказал Гарик, — нас с тобой можно взять и купить, а вот Колю — никогда. У него свой путь, он настоящий писатель. Никакая ипотека, никакие деньги — ничем его не проймешь, он выше этого. Только бескорыстное служение чистой литературе. Даже если бы он не стал знаменитым, все равно бы не сломался, не ушел писать про йогурты. Я бесхребетный, я сломался, а Коля — никогда. Он идейный. Умрет, но не сдастся. Он дворником бы работал, но писал ночами, как Платонов. Вот этому я бесконечно завидую», — вздыхал Гарик.
Впрочем, всякий раз, если речь заходила о книгах или фантастике, Гарик спешил взять слово и как бы невзначай сообщал о своем знакомстве в самых пренебрежительных тонах. «Кольку-то знаете? — восклицал Гарик. — Ну Колька! Фантаст! Корешов Колька. Он классный мужик! Могу познакомить в любой момент, только свистните!»
Нас он уже знакомил в прошлом году: шла встреча Корешова с читателями, фантаст сидел у микрофона в книжном магазине и что-то рассказывал такое, что положено говорить видному фантасту, — о добре, о мире, о творческих планах. Гарик затащил меня в этот магазин, выбрал на книжной полке самый толстый том «Миры Николая Корешова: Звездная Пасека», а в конце встречи пробился к Корешову, расталкивая толпу, и взял для меня автограф. При этом он похлопывал Корешова по плечу и громко называл Колей. Я не уверен, что Корешов меня запомнил, потому что, когда Гарик меня выволок из толпы и представил, я только успел пожать Корешову сухую ладонь, и толпа снова сомкнулась передо мной. Но самое постыдное заключалось в том, что знаменитую «Звездную Пасеку» я так и не прочел. Честно собирался, просто времени не было. Зеленый томик до сих пор маячил у меня на этажерке немым укором. Признаться в этом Гарику, а, тем более, самому Корешову, было совершенно невозможно.
— Не, я не могу, — ответил я. — Да у меня и планы на вечер — мы с N договорились вместе поужинать.
— Отлично! — воскликнул Гарик. — У Коли и поужинаем!
— Не-не! — заупрямился я. — Нафиг я нужен Корешову, да еще с N?
— Конечно нужен! — воскликнул Гарик и совершенно непоследовательно добавил: — Зато какое впечатление на N произведешь! Она будет всем хвастаться, как ты ее познакомил с самим писателем Корешовым! Круто!
— Я не уверен, что она читала его книги, — тихо сказал я. — И не уверен, что вообще про такого слышала.
— Это совершенно не важно! — заявил Гарик. — Он ее экзаменовать по своим книгам будет, что ли?
— Ладно, — сдался я. — Раз ты считаешь, что это удобно...
— Сейчас я Коле наберу... — Гарик деловито вынул мобильник.
Говорил он, однако, совсем не так уверенно — для начала пришлось напомнить, кто он вообще такой, после долго уверял, что у него очень срочное и безотлагательное дело, связанное с фантастикой. И начал излагать историю про сны, постоянно сбиваясь и отвечая в трубку: «Да нет же, Коля, ни грамма не пил!» Мне стало неудобно, но разве Гарика остановишь? Наконец он закончил разговор и улыбнулся мне:
— Как я и говорил, Коля нас ждет! Звони своей N быстрей!
Я думал, что фантаст Николай Корешов живет если не в башне из слоновой кости, то, как минимум, в Кремле. Но он жил в старой пятиэтажке, а в подъезде у него пахло кошками совсем как у простого смертного. По крайней мере, такую мысль я прочел в глазах N.
Сам Корешов за минувший год чуть располнел, но был улыбчив и приветлив, особенно когда заметил, что мы принесли еду и коньяк. Если Гарик его оторвал от дел, то виду Корешов не показал. Квартира оказалась обставлена на удивление бедно, и здесь не чувствовалось женской руки. Зато в изобилии стояли книги, на стенах висели грамоты, а на полочке над компьютером стоял самый настоящий лавровый венок — явно самодельный, но сделанный с душой. «Сверстано с душой!» — сказал я, взяв его в руки, и Корешов сразу заулыбался: «читатели подарили».
N потянула меня за рукав к стеллажам — они занимали в комнатке всю стену. Книг у Корешова оказалось намного больше, чем я думал, мы с N шли вдоль шкафов и читали названия шепотом: «Лабиринт Пасеки», «Рыцари Пасеки», «Витражи Пасеки», «Князь Пасеки», «Герцог Пасеки», «Ведьмак Пасеки», «Свидетель Пасеки», «Портал Пасеки», «Бастион Пасеки», «Чаша Пасеки», «Реальность Пасеки» и «Армада Пасеки» — том первый, второй и третий... Корешов незаметно подошел к нам и встал рядом, тоже рассматривая стеллаж.
— А вот если честно: какая вам больше всего понравилась? — спросил он.
— «Миры Звездной Пасеки» — сказал я.
— Ну это понятно, — кивнул Корешов и широким жестом обвел стеллаж. — Это всё — миры Звездной Пасеки. А какая больше нравится?
К счастью, выручила N — она у меня умница.
— А вам самому что больше нравится? — спросила она, качнув ресницами.
— Писателю, — Корешов назидательно поднял палец, — нравится то, что он пишет сейчас!
— А что вы пишете сейчас? — не унималась N.
— А вы за новостями на моем сайте разве не следите? — удивился Корешов.
К счастью, тут в комнату вошел Гарик, по-хозяйски неся в руках тарелки и рюмки. N бросилась ему помогать.
Мы расселись, и все, кроме меня, выпили за встречу — я-то за рулем. А затем Гарик деловито и кратко, как положено опытному копирайтеру, снова изложил Корешову суть истории со снами. А заодно свои прогнозы. Наконец задал вопрос, ради которого мы приехали: что нам делать дальше?
Корешов выслушал все это, не перебивая, лишь время от времени морщился.
— Это уже было, — сказал он лениво.
— Где? — насторожился я.
— У меня в «Рыцарях Пасеки», — ответил Корешов. — Если помните, там с помощью нефритовых кристаллов из галактики Оптимус можно было являться в снах космолетчикам, и вся почта на этом строилась. Потом у Имелькиса было. Так что идейка так себе.
Гарик обиделся:
— Коля, ты думаешь, я тебе сюжет своей книги излагаю что ли?
— Не ты первый, не ты последний, — пожал Корешов плечами, — мне постоянно присылают свои сюжеты и требуют рецензий, я привык.
— Простите, — вступился я, — но это реальность! Вы можете поискать в интернете «сон, гномики» и увидите, сколько людей, не сговариваясь, видели этот сон сегодня!
Корешов снова пожал плечами.
— В интернете всякое пишут, — заметил он. — Бывало, наберешь свою фамилию — и такое вываливается, такое... И графоман, и дерьмо, и давно исписался... А на встречу с читателями придешь — оказывается, все наоборот! Все добрые, каждое слово твое ловят, диктофончики суют, цветы дарят, за автографами очередь, сфотографироваться все просят... Нет, друзья мои, не верьте интернету.
Мы с Гариком переглянулись.
— Интернет есть? — спросил Гарик, и не дожидаясь ответа кинулся к компьютеру.
Мы все-таки нашли для Коли подборку сегодняшних рассказов про сны — к вечеру их стало даже втрое больше. Коля сперва недоверчиво хмыкал, а затем стал понимать.
— Теперь верю, — признался он наконец. — Но если это так, это же прекрасно!
— А по-моему, это хамство, — сказала серьезно N, — если рекламу навязывают и все просыпаются с головной болью. Прекрасно было бы, если по желанию, как в кино...
Корешов нахмурился.
— А барышня права, — заметил он. — Я бы тоже не хотел, чтобы мой мозг во сне так обрабатывали. Действительно, гадко получается.
— Вот и я о том! — оживился Гарик. — Скажи, а какой твой прогноз? Что теперь будет?
Корешов задумался, налил себе рюмку, молча выпил и начал:
— Долгое время мозг человека, его сны и мысли, были абсолютно недоступны. Но нетрудно понять, что человеческий гений не стоит на месте, и придет век, когда рухнет этот бастион...
— Учись, как говорит! — шепнул Гарик, ткнув меня локтем.
— Об этом, — продолжал Корешов, — предупреждали многие поколения знаменитых фантастов. И ваш покорный слуга в том числе. Вы ждете от меня ответа? Я отвечу, но мой ответ будет песчинкой в море, и он, увы, не в силах изменить человеческую природу. Человек рождается эгоистом, человек — зло, и лишь цивилизация и культура, и книги особенно, помогают ему отказаться от зла, заложенного природой. Все, что делает человек, — это стремление к славе и наживе. Само понятие добро, благо — оно у всех народов означает деньги. Нажил добра, накопил благ... Я к тому, что всегда найдутся мерзавцы, которые используют любую технологию ради наживы. Скажу больше — любая новая технология создается именно для этого. Поэтому если в мире появился способ транслировать рекламу в спящий мозг, то это уже ничем не остановить. Даже если это подло, бесчеловечно, и губит нервную систему граждан. Но мерзавцев намного больше, чем мы думаем.
— Почему это вы так считаете? — вдруг обиделась моя несравненная N. — Вот я бы не стала заниматься таким делом. И Миша бы не стал.
— И Гарик не стал бы! — вспомнил я.
— Речь не про вас, — возразил Корешов. — Разумеется, есть люди, для которых честь дороже. Но их так мало! Ну, вы. Ну, Миша. Я, разумеется. А вот какой-нибудь Имелькис — за деньги согласился бы точно. Он как был журналистом, так и остался, что ему вопросы этики и чужая головная боль? Да и Гарик бы согласился. Он рекламщик, это его профессия...
— Коля, имей совесть! — обиделся Гарик. — Я бы не стал в этой сфере работать ни за какие деньги!
— Не обижайся, — печально качнул головой Корешов, — я тебя не осуждаю. Но ты знаешь, как я всегда относился к рекламщикам. А ты разве забыл свою любимую поговорку, что уж если продаваться, то дороже всех?
— Коля! — с отчаянием крикнул Гарик. — Но есть же предел! Ты же знаешь, что у меня свои идеалы, которые я никогда не продам!
— Какие же? — удивился Корешов.
— Я не рекламирую то, что приносит вред людям! Ни за какие деньги! Я даже в рекламе сигарет отказался работать, ты же помнишь!
Корешов пожал плечами.
— Помню. Но я не стану тебя осуждать, если ты устроишься на работу сценаристом рекламных снов. Там наверно неплохие деньги?
— Неплохие — не то слово, — угрюмо кивнул Гарик. — Знаешь, сколько они предлагают сценаристу за одну ночь трансляции?
— Сколько?
Гарик назвал цифру.
В комнате наступила тишина, стало слышно, как гудит вентилятор компьютера и тихо-тихо шипят не выключенные колоночки.
— Не может такого быть, — наконец произнес Корешов. — Столько за ночь даже лучшие валютные проститутки не получают. Это в рублях, да?
— Это в евро, — грустно ответил Гарик. — Только сценарий сначала надо утвердить с ними, чтобы рекламный продукт был грамотно вписан.
Снова наступила тишина.
— Нет, это фантастика! — покачал головой Корешов. — Я не верю. Я за свои книги столько не получаю!
— Не веришь — найди телефон НИИН и позвони им, — вздохнул Гарик.
— Ладно, — вмешался я. — Нам уже пора ехать, давайте по последней...
Все закивали, зазвенели рюмками. Напряжение куда-то улетучилось, и мы еще полчасика проболтали на самые разные темы. Когда речь зашла о молодых писателях, Гарик вдруг стал задумчив, а потом вытащил из кармана маленькую флешку и вручил Корешову, потупившись:
— Коль, по дружбе, — сказал он, отводя глаза, — я роман писал все три года, скажешь свое мнение?
Лицо Корешова сразу поскучнело, но он подошел к компьютеру и вставил флешку. На экране мелькнул ровный текст.
— Нет, нет! — засмущался Гарик. — Потом, не сейчас, прошу тебя! — Он даже закрыл ладонями экран. — Убери, прошу!
— Понимаю, — кивнул Корешов, нажал какую-то кнопку, и по экрану поплыли причудливые узоры скринсейвера.
Корешов проводил нас до двери, и мы еще долго прощались. Наконец я вспомнил, что оставил в комнате мобильник.
— Да ничего, пройди в ботинках, — махнул рукой Корешов.
На цыпочках я вошел в опустевшую комнату и оглянулся — мобильника нигде не было. Посмотрел на столе, на стульях, на диване, нагнулся — и увидел его под компьютерным столом. Как он туда закатился? Я встал на четвереньки, полез под стол, нашарил мобильник, стал выпрямляться... И больно ударился головой об клавиатурную подставку! Задребезжала и грохнулась на пол клавиатура, из всех щелей на пол посыпались авторучки и мелочь — совсем как у меня на столе. Мягко спланировал лавровый венок, чуть не надевшись мне на макушку.
— У тебя там все в порядке? — крикнул из коридора Гарик.
— А вроде не пил, — хмыкнул Корешов.
В коридоре засмеялись.
Я судорожно кинулся расставлять все по местам — это заняло не больше минуты. Затем я увидел, что скринсейвер сбросился, и на экране висит текст Гарика. Я лишь бегло глянул — мне было не до этого, зачем-то я принялся руками шарить по клавиатуре, вернуть скринсейвер, как было. И вдруг сердце сжалось и бухнуло в груди, хотя я еще не успел ничего понять. А затем я замер и пригляделся. Первая страница начиналась словами: «Стремительно темнело — оба солнца закатились за горизонт одно за другим. Белесые огни корчмы скрылись позади, проезжий Тракт казался безлюден и пуст...»
== Братство волков и ягнят
Вокруг был город. Красивый вечереющий город. Большой город, благородный, пепельно-серый, богатый. Город мечты — просторные бульвары, заросшие кипарисами, темнеющими на фоне пепельного неба. Мне даже чудился их запах. Узкие горбатые улочки, но главное — рядом море. Его не было видно, но оно шумело рядом: над темными вершинами проносились белые чайки, пахло свежестью, солью и морской капустой. У меня в этом городе было дело, только я пока не знал, какое. Чувствовалось напряжение, оно было похоже на тишину перед грозой, на передышку между битвами. Вот только я совершенно не помнил, что было раньше, словно читал незнакомую книгу, раскрыв посередине. Это меня не сильно волновало, я чувствовал: события без меня не начнутся. Поэтому просто шел по бульвару и ждал какого-то знака. Город засыпал. Прохожие попадались все реже, в окошках гасли белесые огоньки. Наконец все замерло, и я остался один. Только я и мои шаги. А затем — вкрадчивые шаги за моей спиной. Я остановился и резко обернулся. В трех шагах маячила нескладная фигура в темном плаще, остроконечный капюшон полностью скрывал лицо. Краем глаза я заметил, как из-за деревьев со всех сторон вдруг полезли такие же темные фигуры в капюшонах. Я судорожно пошарил в карманах — никакого оружия у меня не было, кроме мобильника.
— Стой! — властно приказал мне человек в плаще. — Мы — из братства!
— Какого братства? — не понял я.
— Из братства Волка, — со значением ответил он и вдруг откинул капюшон.
У незнакомца оказались круглые белесые глаза, бледное лицо и маленькие волчьи клыки, нелепо торчащие в уголках рта.
— Тебе не одолеть нас! — с чувством заявил он. — Ведь ты один! Тебе придется сделать свой выбор!
— Выбор? — удивился я, косясь на тех, что вылезли из темноты.
Незнакомец вытянул вперед кулаки и раскрыл их. В каждой из его костлявых ладоней лежало по крупному алмазу, они тускло сверкнули серыми гранями в свете фонарей.
— Миром правят две силы! — торжественно начал он. — Как только ты коснешься зеленого камня, ты попадешь в братство Ягнят и станешь одним из тех, чью кровь пьют волки! Коснувшись красного камня, ты станешь одним из волков, и тебе придется вечно пить невинную кровь! Выхода у тебя нет! Ты не можешь отказаться от выбора, потому что у тебя нет Заклинания! А спросить его тебе негде! Так выбери алмаз: зеленый или красный?
Он снова властно протянул ко мне ладони с камнями. Страшно не было. Было непонятно: камни выглядели совершенно одинаковыми — один светлее, другой темнее. Но оба серые. Какой из них красный, какой синий? Что делать?
— Выбирай! — яростно повторил незнакомец. — Конечно, если бы ты знал Заклинание, ты бы сумел сразиться с нами! — напомнил он. — Но Заклинания ты не знаешь. И узнать его тебе сейчас неоткуда!
Вдруг прямо с неба раздался еще один голос — он был ободряющий и бойкий:
— Возникла проблема? — спросил голос вкрадчиво. — Нужна информация? Позвони на короткий номер три-три-три-три-пять! Интерактивная справочная решит любую проблему! Запомни: короткий номер: три-три-три-три-пять! Три-три-три-три-пять! Запомни его! Звонок платный.
— Зеленый или красный? — настойчиво повторил вампир, подсовывая мне свои серые камушки. — Зеленый — символ травы, которой питаются ягнята! Красный — цвет твоей крови!
Это прозвучало так наигранно, что я понял — это сон. Я еще раз посмотрел на оба камня — серый и серый. Все вокруг было серым — небо, бульвар, огни фонарей... И мне вдруг захотелось узнать, какого цвета моя кровь. Я поднял руку — ладонь тоже была серой.
— Короткий номер три-три-три-три-пять! — повторил голос с неба слегка нервно. — Три-три-три-три-пять! Интерактивная справочная. Звонок платный. Нужен лишь мобильный телефон в кармане, и отныне для вас нет трудных ситуаций в жизни! Вы сможете даже узнать Заклинание!
Не дослушав, я открыл рот и вцепился в свои вены, изо всех сил сжал зубы и рванул. Больно не было совсем — это же сон. Вспоров зубами запястье, я пригляделся: хлынувшая кровь была такой же серой. Я поднял взгляд на вампира, и вдруг он растаял в воздухе вместе со своим войском, бульваром и городком. В небе послышался визг, он нарастал, и, наконец, я проснулся. Моя милая N держала меня за плечо и визжала прямо в ухо.
Наконец она умолкла и распахнула глаза — они стремительно наполнялись смыслом и даже каким-то восторгом.
— Вот круто! — воскликнула N. — Сон! Да у тебя реально тут сны показывают! Я думала, я умру! Они меня обступили со всех сторон... Уф!
== Утро второго дня
— Доброе утро, Софья Ильинична! — громко сказал я консьержке, зная, что она глуховата.
— Доброе, Мишенка, доброе, — прошамкала Софья Ильинична, сверля мою N насквозь суровыми бесцветными глазами. — Мишенька, ты не знаешь, где находится Трипять?
— Как вы сказали, Софья Ильинична? — удивился я.
— Трипять, — повторила она, продолжая сверлить глазами N. — Трипять, Миша.
— Что это?
— Вот я и думала, может, ты знаешь? Сон мне сегодня был, Мишенька, будто бесы за моей душой пришли, и голос божий мне раздался, — Софья Ильинична перекрестилась медленно и с достоинством, одновременно делая размеренный поклон. — И сказано было мне, чтоб звонила я в Трипять. А там уж мне объяснят, как жить дальше, и как грехи замолить...
Мы с N молча переглянулись.
— Это вам, Софья Ильинична, чужой сон приснился, — произнес я аккуратно. — Вы совсем не целевая аудитория.
— А? — гаркнула Софья Ильинична, прижав ладонь к уху. — Не слышу я, Мишенька, что говоришь?
— Не знаю, говорю, Софья Ильинична, где Трипять! — заорал я.
— Так я к чему... — Софья Ильинична вытянула вперед костлявый палец и пошевелила им, — ты, Мишенька, может, в своем интернете-то посмотришь? В интернете-то должно быть написано?
— Хорошо, Софья Ильинична, — пообещал я. — Непременно посмотрю. А вы пока позвоните в справочную, а лучше в домоуправление, может, там знают?
— И то верно, — кивнула Софья Ильинична.
* * *
Гарик был задумчив и выглядел усталым.
— Ну что? — сказал он. — Видал? Гонка на мотоциклах, перестрелка, фехтование... Блин, на кого это рассчитано? Ты сон до самого конца досмотрел? Я проснулся, когда начался бульвар — скучный такой, тихий...
— Не, — Я покачал головой. — Я как раз с бульвара смотреть и начал.
— Ого! — удивился Гарик. — Это ты, старик, самое интересное пропустил!
— Ну и ладно, — кивнул я.
Гарик вдруг посмотрел на меня с интересом.
— Выходит, ты спать лег только под утро? — Он прищурился и поинтересовался с дивной непосредственностью: — С N?
Я нехотя кивнул.
— Вау! Она у тебя впервые на ночь осталась? — допытывался Гарик. — Небось, заинтересовалась снами?
— Мы вообще теперь думаем жить вместе... — отмахнулся я.
— Поздравляю! И года не прошло! — одобрил Гарик. — А что она матери скажет?
Надо было срочно переводить разговор на другую тему.
— Ну а ты где сегодня спал? — спросил я.
— Дома, где ж еще мне спать...
— Ты знаешь, мне эти сны не нравятся, — произнес я как можно более равнодушно. — Бездарные сюжеты. Явно дилетант работает! Жаль, тебя они не приняли. Взяли какого-то бездаря, школьника сопливого, такую чушь показывает... Так неумело, наивно... — Я внимательно наблюдал за его лицом.
— Ты прав, сегодня был полный отстой, — тут же согласился Гарик.
— И вчера был отстой полный.
Гарик вдруг моргнул и опустил взгляд.
— А вчерашний сон тебе совсем-совсем не понравился? — произнес он. — По-моему, классный, яркий такой, разноцветный! Или тебе просто не нравится фэнтези?
— Гарик? — тихо позвал я.
— Что? — Он поднял голову.
— Рассказывай, — попросил я.
— Что рассказывать-то?
— Что ты нам завтра будешь показывать?
Гарик долго смотрел на меня, а потом отвел глаза.
— Как ты догадался, что это я? — спросил он вяло.
— Не важно. Что завтра будешь показывать?
— Ничего я не буду показывать, — огрызнулся Гарик. — Я ж тебе сказал русским языком, что таким делом не стану заниматься, у меня свой кодекс чести. Да, попробовал один раз. Я же не знал, что это такое, когда туда шел! Я же не знал, что это спам всем людям с головной болью! А когда узнал — отказался. У меня тоже бывают принципы...
Настала моя очередь удивиться.
— Так сегодня был не твой сон?
— Нет, конечно!
— А чей?
— Откуда я знаю?! — дернулся Гарик. — Я там не работаю! Я был там три раза — на собеседовании, на тестовом дневном прогоне и вчера ночью. И сказал им, что больше не буду, все, хватит!
— Денег хоть дали?
— Обещали в конце месяца рассчитаться, — неуверенно кивнул Гарик.
Я взял его за рукав.
— Рассказывай, что там и как это делается.
— Ну... — замялся Гарик, — что именно тебя интересует? Это НИИН, под землей где-то у них комната, в самом центре этого, как его...
— Реактор?
— Да не, синхрофазотрон. Коллайдер, по-русски.
— Так это и есть реактор, — объяснил я.
Гарик покосился на меня с презрением:
— А еще теплофизик... Даже я знаю, чем отличается реактор от установки, где по кругу нейтрино разгоняют. Короче, не важно. Тебе интересно?
— Да!
— Там комната абсолютно темная. А на голове у тебя шлем вроде сушилки для волос в женских парикмахерских. И озоном вокруг пахнет. И ты один — все уходят и двери запирают.
— Ну, и? — нетерпеливо спросил я. — И как ты делаешь это? Ты спишь? Или текст по бумажке читаешь?
Гарик шмыгнул носом.
— Когда установка включается, тут не объяснить. Это почувствовать надо. Слов не подберешь.
— Но ты же копирайтер? Подбери слова!
Гарик задумался.
— Больше всего это похоже на сон. Только все то, о чем ты думаешь, происходит вокруг. Но ты при этом в полном сознании, и даже больше.
— Как это — больше?
Гарик замялся.
— Вот этот момент совсем трудно объяснить...
— Попробуй, я понятливый.
— Ну... Будто ты вышел на сцену, а перед тобой зрительный зал, и все они затаили дыхание. Ты их не видишь, но чувствуешь каждого. Знаешь, что на тебя миллионы глаз сейчас смотрят, и ждут. Их миллионы, но они ничего не могут сделать, потому что все они спят... — Гарик осекся. — Бывает шумок в зале, но в основном спят. Спят — и ждут. И ты начинаешь им представлять... В смысле — воображать... Как будто самому себе воображаешь, но — от их имени. Понимаешь?
— Нет.
— Это не объяснишь, — Гарик поморщился. — В общем, ты начинаешь выдумывать сон, а они его чувствуют. И ты чувствуешь, что они все чувствуют! И ты их как бы мысленно держишь, чтобы не расползались... Начинаешь придумывать сюжет, декорации... Придумал, что ты на дороге. И они — на дороге, каждый. Позади тебя остались красные фонари Таверны — и они видят красные фонари... На дорогу ползет фиолетовый туман с болот... Над тобой два солнца закатываются — синее и желтое.
— Не было там фиолетового тумана, все было серым, — поправил я.
— Врешь! — обиделся Гарик. — Там такие цвета яркие, какие только во сне и бывают!
— Во сне не бывает цветов, — фыркнул я, — сны всегда серые.
Гарик вскинул голову и удивленно посмотрел на меня.
— Мишка, а тебе всегда снятся черно-белые сны?
Я кивнул.
— Ущербный ты, извини, — сообщил Гарик. — Нормальным людям цветные снятся.
Я обиделся.
— Хорошо, считай, что я ущербный. Что я инвалид по сновидениям. Мне никогда ничего цветного не снилось.
— Не заводись, — миролюбиво ответил Гарик.
Но я продолжал:
— Вот живешь, живешь, и вдруг оказывается, что ты ущербный! Что всем людям цветные снятся, а тебе только серые...
— Оно совсем серое? — участливо спросил Гарик.
Я вздохнул:
— Много раз проверял, какого цвета каждый предмет во сне. Всегда только серое...
— А ведь дизайнер. — Гарик недоуменно вскинул бровь. — Казалось бы, должен цвета различать... — Он вдруг осекся и кинул на меня быстрый взгляд: — Постой, что ты сейчас сказал?
— Серое...
— Нет! — Гарик вдруг схватил меня за рукав. — Ты сейчас сказал: много раз проверял!
— Проверял...
— Что это значит? — Гарик испуганно заглянул мне в глаза. — Это как это — проверял?
Я пожал плечами:
— Ну, проверял... Когда ты догадываешься, что это сон, то начинаешь все рассматривать — берешь в руки травинку, смотришь на листья, на солнце, на здания — все серое.
— Как это? Сам начинаешь рассматривать? — изумился Гарик.
— Ну да. Потом решаешь сделать проверку какую-нибудь. Например, я однажды вообразил, что держу в руках пачку разноцветных фломастеров. Гляжу на них — тоже серые!
Гарик смотрел на меня напряженно.
— Фломастеры во сне? — спросил он тихо. — Откуда?
— Да не во фломастерах дело! — отмахнулся я. — Можешь светофор представить, он тоже цветной.
— И он появится? — изумился Гарик.
— Куда он денется? — я снова пожал плечами. — Это ж мой сон.
Гарик смотрел на меня с неподдельным изумлением, но во взгляде его читался страх:
— То есть... — Он перешел на шепот. — Ты можешь сбить свой сон и начать управлять им? Как это тебе удается?!
— Не знаю, всегда умел. А у тебя не так?
— Не так, — Гарик печально качнул головой. — Это ты уникум какой-то. А в постель ты не мочишься во сне?
— Никогда. А ты?
— Я тоже раньше никогда... Ну а если ты спишь, а тебе хочется в туалет? А ты не знаешь, что это сон. Если ты умеешь управлять сном, то тебе наверно захочется представить во сне туалет и в него зайти?
Я усмехнулся:
— Именно так. Но просыпаюсь я все равно сухим. Видно, какой-то рефлекс все-таки...
Но Гарик думал о своем:
— И тогда ты сбиваешь сценарий сна, спускаешься с коня, расстегиваешь латы, подходишь к дереву...
— Именно так вчера и было...
-- Так вот кто это был! — воскликнул Гарик с неподдельной болью.
Я смутился и залопотал:
— Гарик, неужели я это... при всех? В смысле, при всех смотревших сон? И все они это видели?!
Он поморщился и помотал головой.
— Не в этом дело. Там так устроено, что видел это только я один.
— Ты меня видел? Как?
Гарик поморщился.
— Как же тебе объяснить... Ну, будто идет концерт, весь зал меня слушает, а один человек вскочил с места, ходит по залу и срывает мне спектакль. Но при этом вижу его только я — потому что я на сцене. А остальные его не видят, потому что смотрят только на меня. И мешает этот зритель мне! Но, боже, как он мне мешает... Он может делать со мной все, что хочет! Это страшно, Миша! Зачем ты это сделал, зачем?
— Пиво пил с вечера, — признался я, — видимо, во сне в туалет захотелось... Но никто же этого не видел, верно? Нигде в интернете про это ни слова! Это был мой личный вариант сна...
— Это был и мой вариант! — воскликнул Гарик с болью с голосе. — Я же рисую его! Это мой сон!
— Предупреждать надо было, — огрызнулся я.
— И что? — допытывался Гарик гневно. — Доигрался? Проснулся в луже?
Я покачал головой и улыбнулся.
— Говорю же тебе — я просыпаюсь всегда сухим. Просто во сне не чувствуется облегчения. А просыпаюсь сухим.
— Вот же сука! — в сердцах воскликнул Гарик. — Сухим он просыпается! А у них там даже душа нет! Мне еле-еле чьи-то треники дырявые нашли, пришлось тащиться в них домой за другим костюмом! Я-то планировал сразу оттуда в офис ехать...
— Извини, я же не думал, что... — И вдруг до меня дошло: — Послушай, значит, мы тоже способны управлять сном?
— Не мы, а ты, дубина! И только сном ведущего!
— Интересно, кто же сегодня был ведущим?
Издалека вдруг послышался голос Оли:
— Эй, болтуны! А вы знаете такого Имелькиса?
— Понятия не имеем! — отмахнулся я.
— Имелькис? Дмитрий Имелькис? — вскинулся вдруг Гарик. — Это журналист известный и писатель — пишет фантастические детективы. А что он опять написал?
— Да вот в новостях пишут... — Оля постучала по клавишам и зачитала: — Известный писатель и журналист Дмитрий Имелькис госпитализирован в подмосковную больницу с обширной кровопотерей. По свидетельствам работников института НИИН РАН подмосковного города Новоплощадниково, вызвавших неотложку, Имелькис пытался покончить жизнь самоубийством, перекусив вены на руках. Однако следствие не исключает версию покушения. Врачи уверяют, что жизнь пациента вне опасности. — Оля хмыкнула. — Совсем нас за идиотов держат — писатель забрался в НИИН и там перекусил сам себе вены, ага...
Мы с Гариком переглянулись.
— Знаешь, — сказал я задумчиво, — похоже, есть способ бороться с нашим новым спамом...
— Это тоже была твоя работа? — с ужасом прошептал Гарик.
Я смутился.
— Я ж не знал, теперь буду аккуратнее. Ты главное скажи, я один такой феномен в этом твоем... в зрительном зале? Или там еще были?
— Там еще человека три шевелилось, — вспомнил Гарик. — Но они мне мешать не стали.
— Станут! — пообещал я. — Честное слово, станут!
Повернулся и пошел к своему компьютеру.
— Ты что задумал? — прошептал Гарик, семеня за моей спиной. — Ты представляешь, какое это бабло? Да они тебя вычислят и убьют!
— Не бойся, — усмехнулся я. — Сам говоришь, не один я умею управлять снами. Просто те трое пока не знают, что тоже могут управлять ведущим. А я напишу в интернете, и они узнают. И как только реклама начнется... Ох, не завидую я тем креативщикам, которые будут вещать!
Гарик вздохнул:
— Руководителям бы вломить. А вы накажете какого-нибудь сценариста наемного.
— А не жалко мне его, — сурово ответил я, — Правильно Николай Корешов говорил, настоящий мастер слова никогда не продастся за деньги. А остальных не жалко.
== Рубка звездолета
Рубка звездолета освещалась серыми всполохами звездных протуберанцев. Я глянул на приборы — скорость росла, и давно уже зашкалила за скорость света. Я с любопытством осматривался: все здесь, конечно, было бесцветным, но проработано очень качественно, с потрясающей детализацией — складно, грамотно, на своем месте. Чувствовалась рука опытного мастера. А уж какой открывался обзор в лобовом иллюминаторе... Передо мной плыл космос. Но это был не тот космос, который рисовал космонавт Леонов, и не тот, что любят изображать в кино. Здесь был особый, авторский космос. Панорама захватывала даже в черно-белом виде, оставалось лишь гадать, насколько красивой ее видели остальные... Больше всего космос напоминал громадный ярко освещенный луг. Скопления метеоритов образовывали цветочные узоры, а вдали виднелись галактики. Их было семь. К ним и приближался мой звездолет. Галактики были уютные, яркие, и больше всего напоминали пчелиные ульи — из их черных дыр вылетали и влетали обратно миллиарды искр, и становилось понятно, что это космические корабли. Казалось, я слышу сквозь вакуум этот вселенский гул, вековое жужжание разумной материи. Кораблики неслись по всему космосу, неслись над узорами пространства, собирали свой нектар — звездное топливо — и несли его домой, в улей. Этот мир был по-настоящему красив, я никогда такого не видел. Мне было приятно понимать, что где-то там, в далекой отсюда реальности, рядом со мной уютно сопит моя N, и видит сейчас то же самое. И не только она — весь наш городок. Но грустно было понимать, что все это сделано ради рекламы, ради денег, и когда эта реклама включится, все погаснет, а тот, кто придумывает сейчас эту обманчивую красоту... Нет, о судьбе этого бедолаги не хотелось думать. Приборная доска передо мной ожила, в ней открылась створка и высунулся трехпалый манипулятор: он держал коробочку йогурта. «Господин командир звездолета! — торжественно обратился ко мне корабельный автопилот. — Мы приближаемся к Звездной пасеке, где каждый второй житель страдает от нарушений моторики кишечника. Наша цель — доставить на Звездную пасеку лекарство: уникальный, природный, витаминизированный...»
2009-2011
--------------------------------------------------------------------------------